Ранним утром 23 мая 1992 г. на перроне железнодорожного вокзала Владивостока бы-ло необычно оживленно. Несмотря на столь ранний чаc, сюда спешили представители прессы, репортеры Приморского радио, тележурналисты.  Давно железнодорожный вок-зал не помнил такой суеты. Все торопились успеть встретить поезд, прибывающий из Ха-баровска, который должен был доставить во Владивосток необычную гостью. А пока на перроне продолжалась суета, виновница всей этой суматохи, даже не подозревающая о готовящемся ей приеме, стояла у окна вагона и пристально всматривалась проплывающие мимо окон улицы родного города, пытаясь с первого взгляда узнать хотя бы очертания некоторых домов, память о которых она хранила все эти годы. Этой гостьей была Ирина Феликсовна Бринер, представительница одной из самых прославленных фамилий в истории Владивостока
       Между тем, поезд двигался все тише и тише, медленно приближаясь к станции.  Вни-мание Ирины Феликсовны привлекла толпа людей с видео и фотокамерами  суетливо бе-жавшая по перрону за останавливающимся составом. У некоторых в руках были цветы. Особенно бросился в глаза крепкий темноволосый мужчина, державший в руках букет огромных белых голландских роз.
       -Кого это так встречают? - поинтересовалась она, у сопровождавшего ее историка и краеведа Бориса Дьяченко.
       - Вас! – ответил он.
       На глазах 74-х летней женщины навернулись слезы.
       Много лет назад, вот таким же майским ранним утром 1931 года, они всей семьей, под завесой густого тумана,  преследуемые властями, бежали из родного Владивостока. Бежали, что бы спасти единственное, что у них еще оставалось – жизнь. Думала ли тогда она, больная, измученная, тринадцатилетняя девочка, что когда-нибудь снова вернется сюда? Думала. Надеялась. Вот только не знала, что произойдет это через шестьдесят с лишним лет. За период с 1920 по 1931 г. из Владивостока в эмиграцию уехали 25 человек из семьи Бринер. Ирина с родителями и семья ее тети Нины были последними. И только ей одной, одной из двадцати пяти, суждено было вернуться назад….
     
       Ирине Бринер выпала нелегкая судьба. Проблемы в семье начались еще до ее рожде-ния, когда младший сын  Владивостокского первой гильдии  купца Юлия Ивановича Бри-нера – Феликс и дочь военного врача Вера Дмитриевна Благовидова поженились в Петро-граде в апреле 1917 года.  Сам Юлий Иванович, воспринял это известие спокойно, а вот его супруга Наталья Иосифовна не могла найти себе места от негодования. Сначала стар-ший сын Борис женился, не спросив родительского согласия, и вот теперь Феликс! И кого в жены-то выбрали? Сестер Благовидовых – этих выскочек из интеллигенции!  Наталья Иосифовна не брала в расчет даже тот факт, что Благовидовы  еще не так давно жили во Владивостоке и обе девочки посещали ту же гимназию, что и дочери Юлия Ивановича Бринера. Более того именно в их квартире, в Петербурге, братья Бринеры снимали комна-ту на время учебы. И наконец, ее не смущало даже то, что Вера Дмитриевна с отличием закончив Петроградский женский медицинский институт, имела редкую для женщины профессию врача-психиатра, очень престижную и хорошо оплачиваемую в это трудное время.
       Летом того же 1917 года, Феликс Юльевич  принял решение увезти беременную жену и овдовевшую тещу из Петрограда во Владивосток. Он понимал, что мать, недовольная его  самовольной женитьбой, не признает невестку, но все же дома было спокойнее, чем в охваченной революционными волнениями столице. Вера Дмитриевна тоже переживала по поводу переезда. Она уже знала из писем старшей сестры Марии Дмитриевны, как тяжело той живется в одном доме с ненавидящей всех Благовидовых свекровью. Но уезжать было необходимо.
    Девочка, появившаяся на свет 18 ноября 1917 года (1 декабря по нов. стилю),  родилась недоношенной и была настолько слабенькой, что пришедшая на нее посмотреть Наталья Иосифовна язвительно произнесла: «Господи! Я таких страшных детей с роду не видела! Она - не жилец!» Но Вера Дмитриевна, гневно взглянув на свекровь,  в тон ей ответила: «А я ее выхожу!»
    И выходила! Целыми днями она не отходила от дочери, делая ей систематические рас-тирания, кормила специально приготовленными смесями.  Девочка выжила, но еще долго оставалась слабенькой и болезненной. Крестили ребенка лишь полгода спустя в Свято-Николаевской церкви на Второй Речке. В метрике написали, что девочка названа Ириной в честь именин Святой мученицы. На самом деле, это имя родители выбрали  еще до её рождения. Восприемниками были родной брат отца Борис Юльевич Бринер и мать Веры Дмитриевны -  Анна Тимофеевна Благовидова.
     Детство Ирины пришлось на сложный период становления Советской власти в Примо-рье. После окончания Гражданской войны, многие семьи купцов и промышленников Вла-дивостока уехали из страны. Но дядя Ирины - Борис  Юльевич Бринер, обладающий ком-муникабельным характером, сумел найти общий язык с новой властью, несомненно на тот момент в нем нуждавшуюся. В условиях НЭПа Бринерам, на определенных условиях, оставили их предприятия в Тетюхе (Дальнегорск). Борис Юльевич вошел в состав прави-тельства ДВР в должности министра промышленности. Его старший брат Леонид Юлье-вич осуществлял общее руководство фирмой и курировал работу владивостокского бир-жевого комитета, а вернувшийся с войны отец Ирины - Феликс Юльевич возглавил кон-тору в порту и стал членом комитета Общества рыбопромышленников. Таким образом, вся семья, осталась во Владивостоке.
       Но новая власть воспринимал Бринеров как заклятых врагов, рассматривая их соци-ально чуждыми. За Бринерами постоянно следили, их детям не разрешили посещать обычную школу. И чем крепче становились большевики, чем глубже вникали они в слож-ные вопросы управления промышленностью и торговлей, тем отчетливее становилось видно, что недалек тот день, когда с Бринерами будет покончено навсегда.
      Не менее сложная обстановка была и внутри семьи. Наталья Иосифовна так и не сми-рилась с пребыванием в их доме ненавистных ей невесток и их матери. Но до поры до времени сыновьям удавалось защищать своих жен от ее произвола.
       Все изменилось, когда уехавший в длительную командировку, в Москву, Борис, встретил и полюбил другую женщину. Ей оказалась актриса Московского художественного театра Екатерина Ивановна Корнакова, приходившейся двоюродной сестрой Маргарите и Ангелине Янковским – дочерям известного во Владивостоке купца Михаила Григорьевича Шевелева. Бринеры всегда были в тесных дружеских связях с семьями Шевелевых и Янковских. С последними их связывали еще и родственные узы.
       Метающийся между внезапно вспыхнувшей любовью к Кате и долгом по отношению к жене и детям (у него их было двое – дочь Вера и сын Юлий), Борис написал домой письмо, в котором честно рассказал обо всем что произошло. Циничным назвать это письмо трудно,  это, скорее, был крик души, и надежда на то, что его поймут и простят, а может и помогут найти выход из создавшегося положения. Однако все произошло совсем иначе. Мария Дмитриевна восприняла это как предательство человека, которому она все-цело доверяла, ради которого оставила учебу в консерватории, за которым приехала во Владивосток и мужественно терпела выходки своей вздорной свекрови. Мария Дмитриев-на впала в состояние сильнейшей депрессии и даже какое-то время не смогла заниматься детьми. Вера Дмитриевна целиком и полностью поддержала сестру, и вместе с ней на сторону Марии Дмитриевны встал и Феликс Юльевич, целиком находившийся под влиянием своей супруги. Однако вся остальная семья поддержала Бориса. Ни старший брат Леонид, ни сестра Бориса Нина с мужем, ни уж тем более Наталья Иосифовна не могли понять, почему произошедшее, нужно принимать как катастрофу. И уж тем более не было понятно, почему сестры Благовидовы во всем случившимся обвинили семьи Шевелевых и Янковских и разорвали какие-либо отношения с ними. Кончилось тем, что  Борис, к великой радости Натальи Иосифовны, развелся с женой, причем сделал это в одностороннем порядке, не спрашивая согласия Марии Дмитриевны, а затем женился на Корнаковой. В этих условиях, Марии Дмитриевне и ее детям не оставалось ничего иного, как покинуть бринеровский дом. Вместе с ними, его покинула и семья Феликса Бринера.
        События, происходящие в доме и за его пределами, не могли не наложить свой отпе-чаток  на формирование характера Ирины. Она рано научилась трезво оценивать окружа-ющую обстановку. Постоянные болезни, которые ей приходилось преодолевать, трудно-сти, которые она переживала со своей семьей, научили ее мужеству, терпению, выдержке, умению в любой ситуации оставаться борцом.
       К сожалению, в силу того, что все контакты с остальными представителями семьи Бринер были прерваны, Ирина довольно поверхностно знала историю собственной семьи. Вера Дмитриевна и Мария Дмитриевна не считали нужным рассказывать это детям, а, может, они и сами не знали какую истинную роль играла семья Бринер в истории Южно-Уссурийского края и в развитии его экономики. А у Феликса Юльевича просто не было на это времени. Вполне возможно, что он опасался, в условиях постоянного контроля со стороны властей, говорить лишнее. Во всяком случае, впервые он расскажет Ирине об этом только в Швейцарии, когда повезет жену и дочь в деревушку Мёрикен Вильдег, из которой вышла семья Бринер. Но Ирине в то время было всего 18 лет. Она впервые совершала вояж по странам и континентам. И в этом путешествии она бывала в стольких городах и диковинных местах, что посещение скромной швейцарской деревушки потонуло в море полученных впечатлений.
       Зато Ирина Феликсовна превосходно помнила события, свидетелем которых была. Поэтому она многое могла рассказать о своем отце, особенно в период их жизни в Дайрене. Неплохо знала она и историю семьи Благовидовых из которой происходила ее мать и любимая бабушка Анна Тимофеевна. И, конечно, как никто другой, она помнила много забавных историй из своего детства, связанные с любимым двоюродным братом - Юлькой, ставшим, впоследствии, легендарным актером Юлом Бриннером.
       А еще Ирина до глубины души любила свой родной город Владивосток и его окрест-ности. Девочка испытывала несказанное удовольствие, когда родители, несмотря на сложную обстановку, брали ее с собой в поездки по городу. До конца жизни Ирина хра-нила теплые воспоминания о 19-й версте, куда они переехали после ухода из бринеров-ского дома, и о красивейших местах полуострова Сидими, где находилось их загородное имение. И через много лет она в мельчайших подробностях описала их. Поэтому, первые годы эмиграции, вдали от родной земли, она переносила очень тяжело. Ирина во всех по-дробностях помнила то туманное майское утро, когда взяв только документы и самое не-обходимое, они бежали из Владивостока. Никто из них не хотел покидать родной город, но им просто не оставили выхода. Власти больше не церемонились с Бринерами. Уже бы-ли арестованы осуждены и расстреляны многие из тех семей, кто, как и Бринеры, в годы НЭПа остались во Владивостоке. Такая же участь со дня на день ожидала и их. 
       В эмиграцию представители семьи Бринер начали уезжать еще в Граждансую войну. Первыми в 1920 г покинули Владивосток старшая дочь Ю.И. Бринера, Маргарита Юльев-на и ее дети. Годом позже распалась семья старшего из братьев Леонида Юльевича, жена которого Мария-Тереза Вильямс была американкой. После развода Мария-Тереза уехала в Америку, увезя с собой троих сыновей. Вскоре Леонид Юльевич женился вновь на актрисе Елене Борновской и удочерил ее дочь Аду. Но после смерти Натальи Иосифовны  в мае 1926 г., Леонид Юльевич с новой семьей перебрался в Харбин.  В тот же год покинула Владивосток Мария Дмитриевна с Верочкой и Юлькой. Вместе с ними уехала на чужбину и Анна Тимофеевна. И в мае 1931 г. настала очередь бежать из города Феликсу Бринеру с женой и дочерью, и семье его младшей сестры Нины. Что касается Бориса Юльевича и его супруги Кати Корнаковой, то они в тот момент находились в Москве. Но как только Борис узнал, что Феликс и все остальные прибыли в Китай, они с Катей незамедлительно сели на поезд идущий во Владивосток, а затем, обманув бдительность следивших за ними лиц, пересели в Новосибирске на поезд, идущий в Харбин. Таким образом, летом 1931 г. никого из Бринеров в СССР не осталось, за исключением средней дочери Ю.И. Бринера, Марии, которая последовала за репрессированным мужем в Тобольск.
 
       Нельзя не отметить глубокую любовь Ирины Феликсовны Бринер к русской культуре, которую она унаследовала от своих родителей. В доме Бринеров в период их жизни в особняке на Алеутской, и в домике на 19 версте, и позднее в квартире на Посьетской, ку-да, после отъезда Марии Дмитриевны в Харбин, Феликс Юльевич перевез свою семью, всегда собиралось много гостей. Среди них были художники, поэты, музыканты и певцы. В доме постоянно звучала музыка, исполнялись романсы русских композиторов. Мария Дмитриевна, хотя и не стала оперной певицей, обладала редкостной красоты голосом. Слушать ее пение было величайшим наслаждением. Вера Дмитриевна тоже была хорошей пианисткой и вокалисткой. Прекрасно умел петь и Феликс Юльевич, обладавшим красивым тенором. Неслучайно поэтому любовь к музыке передалась их детям. Двоюродная сестра Ирины - Вера, впоследствии, стала  известной в Америке оперной певицей. Брат Юлий тоже великолепно играл на разных инструментах и в совершенстве владел искусством исполнения русских народных и цыганских песен.
       Посвятила себя вокалу и Ирина, правда, произошло это гораздо позднее. В искусстве она начинала как художник. Еще в подростковом возрасте ее акварели удостаивались от-дельных выставок в харбинской школе ХСМЛ, где Ирина получала среднее образование. Ее талант художника побудил родителей отправить Ирину на обучение  в «Кантональную школу рисования и прикладного искусства» в Швейцарии, где она всерьез увлеклась скульптурой. Параллельно Ирина изучала в Лозаннском университете историю искусств. А потом была война, потери родных и близких, возвращение в Дайрен,  и, наконец, самый страшный удар – смерть отца.
       Феликс Юльевич, скончался  от инфаркта 29 мая 1942 г . Похоронили его там же, в Дайрене, рядом с тем местом, где шестью годами ранее нашла упокоение любимая ба-бушка Анна Тимофеевна Благовидова. А вскоре, японские власти потребовали от Веры Дмитриевны и Ирины немедленно оставить Дайрен. И вновь они, бросив все, с одними документами в кармане, вынуждены были бежать в Харбин, затем в Америку. Больше они с матерью никогда не вернутся в Дайрен. Кто-то сказал им, что в годы «Культурной рево-люции» русское кладбище в Дайрене было разрушено, а на его месте обустроен теннис-ный корт. Много лет спустя выяснилось, что больше половины памятников действительно было уничтожено, но могилы Феликса Юльевича и Анны Тимофеевны уцелели. С них сбили кресты, но надгробия с именами усопших сохранились, и в таком виде находятся там до сих пор. Но этого Ирина Феликсовна так и не узнала.
       В Америке Ирина устроилась работать учительницей рисования в Сан-Франциско, но умной и талантливой девушке этого было мало. Сначала была работа по скульптуре под руководством русского скульптора Михаила фон Майера, а затем работа по камню с аме-риканцем Ральфом Стакполом. Позже стало обрисовываться настоящее призвание Ирины – ювелирная работа с применением новых форм, линий и идей современного искусства.
       В 1958 г. Ирина переехала в Нью-Йорк и уже через год приобрела хорошую репута-цию как проэктировщица золотых изделий.  Работы Ирины Бринер получили высокую оценку у признанных мастеров ювелирного дела. Ирина удостоилась целого ряда призов, принимала участие на выставке в Лондоне, во всемирной выставке в Брюсселе, а так же с успехом провела личную выставку в Музее Современных Искусств в Нью-Йорке.
       В ее жизни было много взлетов и падений, поражений и побед, но что бы ни случи-лось, Ирина Феликсовна демонстрировала удивительную силу воли и умение находить выход из самых сложных ситуаций.  Когда стало подводить зрение, Ирина поняла, что дальше не сможет полноценно заниматься ювелирной работой, она обратила свой взор на сценическую деятельность. В 67 лет Ирина Феликсовна стала брать уроки вокала у из-вестного музыканта и педагога Раймонда Бигля, а затем, вместе со своим учителем высту-пать с концертами на различных сценических площадках. Причем исполняла Ирина ис-ключительно романсы великих русских композиторов.
       Все годы жизни в эмиграции Ирина Бринер продолжала оставаться истинно русским человеком. Она любила Россию и не скрывала этого. Правда, живя в Швейцарии, она ста-ла католичкой, но это произошло скорее потому, что православной церкви рядом не было. Ее любовь к родине сказывалась во всем и, в первую очередь, в глубоком уважении к рус-скому языку и русской культуре. Ирина до конца жизни превосходно говорила на чистей-шем русском языке, легко употребляя даже ненормативную лексику, чем немало удивляла приезжавших к ней из России друзей и знакомых. Её коробило, когда кто-то из близких людей, покинувших Россию, начинал забывать свой язык. Однажды, она позвонила кузену Юлу Бриннеру и была неприятно удивлена, услышав в трубке английскую речь.
       - Почему ты разговариваешь со мной по-английски? – строго спросила она.
       - Потому, что мне так удобнее. – ответил Юл.
       Она положила трубку. А год спустя Юл сам позвонил ей. На этот раз он говорил по-русски. Ирина молча слушала его. Он правильно понял ее молчание и виновато спросил:
       - Ты заметила? Да? Я вдруг понял, что стал забывать русские слова. И ты знаешь, я снова стал читать русские книги.
       Отныне и  до самой смерти Юла они разговаривали друг с другом только по-русски.
       Не менее глубокое уважение было у Ирины к русской культуре, литературе, поэзии, музыке. Она обожала русскую классику, покупала редкие книги и картины русских ху-дожников, с удовольствием посещала салоны, где исполнялись русские классические и бардовские песни. Она мечтала вновь оказаться в России. Но такая возможность предста-вилась ей только во второй половине 1960-х, когда они с материю Верой Дмитриевной дважды посетили СССР по туристической визе.
       Для Ирины было великим наслаждением слышать вокруг себя русскую речь, посе-щать выставки, картинные галереи. Вместе с Верой Дмитриевной они побывали в Боль-шом и Московском Художественном театрах. Посетили Ленинград, Киев, Ялту. Един-ственно, что безумно огорчало Ирину, так это невозможность приехать в родной Владивосток, который в те годы был закрытым городом.
      Такая возможность появилась у нее только в постсоветский период. Узнав о том, что жена ее двоюродного брата Павла в 1989 г. была проездом во Владивостоке, Ирина реши-ла, во что бы то ни стало, приехать в город своего детства. Ее не остановило даже то, что незадолго до этого она перенесла сложнейшую операцию по удалению раковой опухоли.
       Ее визит во Владивосток в мае 1992 года был знаковым не только для нее самой, но и для всех историков, краеведов Приморья и простых людей, неравнодушных к истории края.  Ирина приехала не как простой гость. В течение недели она дала шесть концертов  в Малом зале Приморской Краевой Филармонии, где исполнила десятки романсов великих русских композиторов, Чайковского, Римского-Корсакова, Рахманинова и др. Привезла с собой уникальную коллекцию фотографий семьи Бринеров. А два комплекта своих ювелирных работ подарила Краевому музею им. Арсеньева.
       Проехав по местам своего детства, она посетила родовой особняк Бринеров на Алеут-ской улице, бывшую квартиру на Посьетской, домик на ст. Санаторная (бывшая 19-я вер-ста). Отдельный день посвятила поездке на Сидими, к тому месту, где когда-то располагалось загородное имение Бринеров и их семейная усыпальница. Ее встречи с журналистами, историками и краеведами, проходили в переполненных залах, где Ирине Феликсовне задавалось много вопросов о жизни Бринеров во Владивостоке. Только здесь и сейчас она поняла, что история ее семьи, является, пожалуй, самым главным богатством, которое у нее есть,  и что она, Ирина Феликсовна Бринер, является ее носителем. Ее не мог не потрясти тот факт, что историки и краеведы уже много сделали для восстановления своей некогда утраченной дореволюционной истории. И как русский человек, как уроженка этого города, как представительница именитой фамилии, она не могла остаться от этого в стороне. И она решила по возвращении домой, сесть и написать книгу воспоминаний. Этой цели она посвятила весь остаток своей жизни.
     У всех тех, кому приходилось бывать в Нью-Йоркской квартире Ирины Бринер и об-щаться с ней, оставалось глубокое и незабываемое впечатление. Небольшие, но уютные апартаменты  были полны произведений искусства и антикварных вещей: старинные ико-ны, книги, необычные камни, скульптурные изделия всевозможных размеров, картины, семейные фотографии и фотографии знаменитых друзей семьи, таких, как Мстислав Ро-стропович, Галина Вишневская, Жильбер Альбер и др. Особое место занимал портрет лю-бимого брата Юла. В самом центре гостиной стоял рояль, около которого неизменно ле-жали видавшие виды ноты. Раздичные цветы и растения придавали уют гостиной и прилегающему к ней балкону. Ирина всегда была рада гостям из России и, несмотря на занятость, всегда находила время для встреч и бесед, но стоило приехать  даже незнакомому человеку из Владивостока, она принимала его так, как родного, будто знала всю жизнь.
       В 2000 году в Америке, был сделан документальный фильм «Русская душа Ирины Бриннер». Такое название дала фильму его автор журналистка Нана Гонгадзе. Пожалуй, это название лучше всего характеризует Ирину Феликсовну.
       Все последние годы, мучительно борясь с неизлечимой болезнью, она находила в себе силы выступать с концертами. За два месяца до смерти, в день своего 85-летия, 1 декабря 2002 г. Ирина дала свой прощальный концерт в церкви Святого Стефана на Манхеттене, где исполнила свои любимые романсы Чайковского. «Для меня очень важно разделить с вами это событие. - писала она в приглашении друзьям. – Вероятно, это мое последнее выступление на публике, и таким образом я хотела бы поделиться с вами моей любовью к жизни и чувством благодарности за друзей, которых она мне подарила».
         И еще она продолжала писать свои воспоминания. Все ее последние мысли были об-ращены к родному Владивостоку, в который она так хотела  еще раз вернуться…
        И она вернулась!
        Через полгода после смерти Ирины, в столице Приморья впервые открыл свои двери Международный кинофестиваль «Меридианы Тихого», на который качестве почетного гостя был приглашен Рок Бриннер – сын Юла Бриннера. Но Рок приехал не один. В его руках была урна с прахом Ирины Феликсовны Бринер. Несколько дней спустя прах был развеян над волнами Амурского залива.
        И вот теперь, она вновь возвращается к нам. На этот раз, в виде русского издания своих воспоминаний, с каждой страницы которого, на нас смотрит русская душа Ирины Бринер.

Елена Сергеева. 2013 г.

В очерке использованы материалы 
Нины Рытовой и Льва Штерна.