Сульба Элизы Христиани

Сульба Элизы Христиани

Сообщение admin » 24 дек 2012, 19:04

СУДЬБА ЭЛИЗЫ ХРИСТИАНИ

Виолончелистка, приехавшая из Франции на гастроли в Сибирь, Элиза Христиании в 1847-49 годах выступала в Иркутске, Кяхте, Селенгинске. Умерла в Якутске по пути на Камчатку. Её имя, к сожалению, забыто. Мало известны и де-яния Муравьёва-Амурского, изображённого на нынешней пятитысячной купюре. Он вошёл в историю как инициатор экономического и культурного освоения Дальнего Востока. Им и посвящён этот исторический рассказ.
Окончив Царскосельский лицей, Василий Муравьёв стал адъютантом своего дяди генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьёва. Пе-ред отъездом в Сибирь в 1847 году он побывал на концерте виолончелист-ки Элизы Христиани в Петербурге и преподнёс ей букет.
- Очарован вашей игрой. Еду в Иркутск и долго буду без музыки.
- Спасибо за цветы. А где этот Иркутск?
- В Сибири, у Байкала. Почти месяц езды.
Услышав от Василия об Элизе, Н.Н. Муравьёв побывал на её концерте и добился разрешения на её гастроли в Сибири. Элиза узнала, что Василий знатного рода, в котором есть генералы, герои Бородинской битвы, поко-рители Парижа. Но есть и мятежники, вышедшие против царя в 1825 году. Она не знала о восстании, а Василий знал, ведь среди бунтовщиков были его родичи. Он предложил ей поехать в Сибирь. Элиза согласилась. Ей он понравился. И осенью 1847 года они выехали в Иркутск.
- Вот наш дормез. - говорит Василий, - В нём можно спать, вытянув но-ги. - Он укрепляет сзади виолончель, затем стелет для Элизы постель.
За Уралом начались морозы. Однажды она проснулась и увидела, что он дремлет, пряча озябшие руки. Пригласила лечь рядом. Он лёг, и они стали спать вместе. Потом пошли ласки, поцелуи.
Как-то ей почудилось, будто они в любовном крещендо возносятся ввысь. А оказалось, на Суксунском спуске, у Тобольска, их дормез врезал-ся во встречную тройку. Шесть лошадей, бьющих друг друга копытами, катились вниз, запутавшись в дугах, оглоблях, и дормез перевернулся. Пассажиры встречной тройки бросились к дормезу и застали молодых в объятьях. Элиза в ночной рубашке встала и, открыв футляр, воскликнула: «Инструмент цел!» Василий крикнул подошедшим: «Чего уставились? Как вам не стыдно?» Все засмеялись. И тут он увидел, что дормез завис на краю пропасти.
Дальнейшее путешествие проходило в крытой кошёвке, и ничто не ме-шало их ласкам. В Иркутске Элиза сказала: «Боже, как здесь хорошо! Но я всё вспоминаю дормез. Как прекрасно мы ехали в нём!» Василия посылали в Ургу, и он взял её с собой. Снежные скалы над Байкалом, долина Селенги. А у них – объятия, ласки. В пути они решили пожениться. Пока Василий ездил в Монголию, куда её не пустили пограничники, она дала концерты в Кяхте. После Элиза выступила в Селенгинске, Верхнеудинске. Эти концерты прошли в домах Бестужевых и Курбатова. Вернувшись в Ир-кутск, Василий один поехал на Байкал и 13 января 1848 года погиб.
Элиза хотела вернуться на родину, но Муравьёва предложила пере-ждать морозы и выехать весной. Элиза дала концерт в дворянском собра-нии. Аккомпанировал начальник штаба войск Бронислав Кукель. За роялем он удивил публику яркой игрой на рояле. Главную виновницу успеха упросили дать ещё несколько концертов. Весной Муравьёвы стали гото-виться к путешествию на Камчатку. Собираясь, Катрин вздохнула:
- Как же трудно будет мне, женщине, среди мужчин.
Услышав это, Элиза задумалась и через день предложила свои услуги.
- Вася для нас был сыном, - сказала Катрин, - после его гибели ты стала для нас как дочь. Я очень рада, что ты решила поехать с нами.
- Хочу пройти путь, в котором могла быть рядом с Базилем. Извините, Катрин, а как вы познакомились с мужем?
- Он прибыл на мою родину, в Лотарингию, с Кавказа. Рана на руке пе-ребинтована, но он стойко переносил боль. Меня поразили его изысканные манеры, великолепный французский язык, остроумие. А, выздоровев, начал танцевать кадриль! Уезжая в Россию, он попросил разрешения писать. Я думала, так, из вежливости. Уедет – забудет. Но он стал писать, и через год пригласил в Россию. Пошла к гадалке Ленорман. Она предсказала императорство Наполеону, когда тот был офицером. Рылееву напророчила виселицу, модистке Полине Гебль - замужество с русским. Иван Анненков стал декабристом, и его сослали в Сибирь. Полина и сейчас с ним. Ленорман заявила мне: «Этот генерал – твоя судьба, будешь с ним счаст-лива!»
Я поехала в Тулу, где Николай Николаевич был губернатором. Далее - крещение в православие, венчание в церкви. Как у заграничных принцесс, выходящих замуж за царей, но скромнее. Потом Государь предложил му-жу пост генерал-губернатора Сибири.
- И вы как истинная христианка поехали с ним.
- Муж пошутил, что я поехала с ним как жена декабриста.
- Я беспокоилась, как сложится путь, - сказала Элиза, - Волконская по-советовала пойти к шаману. Он заявил, что в середине пути нас встретят духи смерти. Я расстроилась, ведь они уже забрали Васю. Шаман предло-жил особый молебен, но я отказалась.
- Теперь - о Струве, - сказала Катрин, - Бернгард прибыл в Иркутск раньше нас. Буряты, тунгусы его полюбили. Прежние чиновники их оби-жали, а Струве стал защищать. Видела бы ты, как он смотрит на тебя. Так что обрати внимание. Васю не вернуть, а твоя жизнь только начинается…
В мае свиту генерал-губернатора после молебна в Знаменском соборе провожала большая толпа. Увидев дам, люди говорят:
- Тыщи вёрст по тайге, рекам, а они нарядились, как на бал.
- Не в унтах же и зипунах ехать.
- Что это за дама с бандурой?
- Это мадемуазель Христиани, - говорит Бестужев, - а в футляре – вио-лончель, вроде скрипки, только больше.
Женщины усаживаются в дормезе, Муравьёв и Бестужев уходят к горе.
- Что за бубны стучат там? – спросила Элиза.
- Это шаманы молятся за нас, – ответила Катрин, - Муж не хотел, но Бестужев сказал: «Бурятский молебен поможет». И муж согласился. А нас не пригласили, так как на таких молебнах женщинам быть нельзя.
У горы пылает костёр. Бурят-шаман стучит в бубен и камлает.
Усын эжин! Амур усын!
Ерыт наша, ерыт наша!
Танда дулат, эхэ Бальжин!
Тургэн тамархаб урагша!
- Это переводится примерно так, - сказал Бестужев:
О дух воды! Амура дух!
Приди ко мне! Пришёл черёд
Вручить дары и спеть хвалу,
Чтобы поплыть скорей вперёд!
Ритм убыстряется. Шаман переходит русский язык:
Серый орёл летит высоко.
Серый осётр плывёт глубоко.
И не достанет их ни стрела,
Ни самая длинная острога!..

Большой карбас плывёт по Лене. Муравьёв пишет за столом, Струве рядом, а женщины читают. На берегах тают льдины после недавней шуги.
- Господа, - восклицает Муравьёва, - послушайте, какие строки:
«Вы ничего не видели, не видев Лены весной! Разливу вод впору гоме-ровское выражение: поток-океан, отражающий лесистые вершины в своём зеркале. И всё дико, и всё тихо»…
- Кто автор? – спросил Муравьёв.
- Бестужев-Марлинский, брат Николая Александровича.
- Вообще все братья очень талантливы, - говорит Муравьёв.
- В Кяхте Николай Александрович, - говорит Элиза, - преподнёс мне цветы после концерта. А в Селенгинске попросил исполнить «Пассакалью» Генделя. Представьте, такая глушь, горы, и вдруг – эта просьба!
- А что, мадемуазель, если я попрошу исполнить это же?
- С удовольствием! Я как раз хотела поиграть, но боялась помешать вам. Пусть древние скалы услышат Генделя. А я хочу выступить как в концертном зале, поэтому сменю одеяние.
Уйдя в свою каморку, она переодевается и выходит в красном шёлко-вом платье. Её встречают аплодисменты. Она кланяется, обнимает инстру-мент ногами, и её бьёт дрожь.
- Извини, Элиза, - шепчет Катрин, - меня поражает эта дрожь, невольно вспомнила, что виолончель по-французски - мужского рода.
- А по-русски он женского рода? Странно. Виолончель вводит меня в мир грёз и порой олицетворяет любовную страсть.
Караван судов плывёт мимо Ленских столбов. Муравьёвы, Струве слу-шают мелодию. Платье Элизы колышется на ветру. После она исполнила «Аве, Мария» Шуберта и другие вещи. Когда Элиза завершила игру, Струве удивил её и всех - преподнёс букет алых лилий.
- Вот сюрприз! Эти лилии так подходят к моему платью!
- Рад, что они понравились. Я нарвал их, чтобы преподнести вечером.
- А вечером, - сказала Катрин, - вы, Бернгард, надеюсь, удивите чем-то не менее неожиданным.
- Лучше - более неожиданным, дерзким, – усмехается Муравьёв.
Все смеются. Элиза покраснела, Бернгард смущён. Ведь эти слова при-зывают их к более решительным действиям...
В Якутске Христиани заболела – простыла в плаванье.
- Вот и сбывается предсказание шамана, - вздыхает Элиза.
- Какие глупости! Даже не думай так. – Пытаясь уйти от грустной темы, Катрин добавляет, - А голос у тебя понизился и, как говорила Нелли Вол-конская, стал виолончельным. Элиза улыбнулась хорошему воспоминанию в доме Волконских.
- Нелли, сказавшая это, такая милая девочка, - говорит она и вдруг вздрагивает. - Но вот опять предо мной лик Эрлэн-хана.
- Ну и какой он? - спрашивает Катрин, пытаясь шутить.
- Владыка подземного царства поднял колотушку и готов ударить в бу-бен, но пока молчит, и его слуги тоже. «И всё дико, и всё тихо».
- Не думаешь ли ты, что бурятский шаман навлёк беду?
- Что вы! говорит Элиза, - Буряты – добрый народ, я зря отказалась от личного молебна.
- Хочешь, я приглашу якутского шамана? - спросила Муравьёва.
- Боюсь, поздно. Но я довольна - скоро увижу Базиля.
- О, дорогая! Не торопись. Ты выздоровеешь и сыграешь здесь.
- Да, я хотела бы дать концерт. Попробую сейчас поиграть.
Её бьёт дрожь от прикосновения к виолончели и от озноба. Она начи-нает играть «Аве, Мария» Шуберта. Но кашель прерывает игру.
- О нет, Элиза, хватит. Сначала надо выздороветь.
- Спасибо вам и вашему мужу за доброе отношение, но скоро я поплыву по подземной реке в челне Харона. И увижу Базиля…
Элизу хоронили на католическом участке Троицкого собора Якутска. Гроб усыпан лилиями. Она в своём красном платье. Сиплая фисгармония играет «Аве, Мария». Ксёндз-поляк читает молитву на латыни. В группе людей стоят супруги Муравьёвы. Прощальное слово произносит Струве.
- Мы провожаем прекрасную женщину, выдающуюся виолончелистку. Мадемуазель Элиза имела успех на сценах Франции, Австрии, Германии. Первой из европейских музыкантов поехала в Сибирь. Нашла признание поклонников в Иркутске, Верхнеудинске, Кяхте. Нашла и личное счастье. Но, к сожалению, оно оказалось таким же кратким, как её жизнь. Теперь прах Элизы будет покоиться вдали от Франции, в вечной мерзлоте. Но вечной будет и любовь к ней всех, кто слышал божественную музыку этой женщины с божественной фамилией Христиани!
К гробу подходит генерал-губернатор.
- В смерти мадемуазель Элизы виноват я. Не по её силам оказалось то, на что она отважилась, а мы с женой не уберегли её. Да простят нас Бог и сама мадемуазель Элиза. Её имя навсегда войдет в историю Сибири.
Звучит «Пассакалья» Генделя. В оркестровом исполнении светлая ме-лодия обретает трагическую окраску.
Известие о смерти Элизы Христиани дошло до Европы много позже. Там её помнили любители музыки Парижа, Берлина, Гамбурга, Вены, дру-гих городов. Элизе посвятили свои произведения Мендельсон, Оффенбах, ей поклонялись Жорж Санд, Генрих Гейне, Иоганн Штраус. В России её игрой восхищались Глинка, Даргомыжский. И вот пришло время воздать ей должное всем россиянам.
Владимир Бараев,

Заслуженный работник культуры Бурятии,
Лауреат премии Союза журналистов Москвы.
admin
Администратор
 
Сообщений: 27
Зарегистрирован: 31 авг 2011, 12:21

Вернуться в Владимир Владимирович Бараев

Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1