Последние залпы по шестидесятникам

Последние залпы по шестидесятникам

Сообщение admin » 24 дек 2012, 19:06

ПОСЛЕДНИЕ ЗАЛПЫ ПО ШЕСТИДЕСЯТНИКАМ.

Многие думают, что мятежный дух будоражил лишь Москву, Ле-нинград. Однако он проник и на окраины страны. Поэтому Всемирная паутина до сих пор колышется от воспоминаний о шестидесятниках, о Пражской весне 1968 года; волнениях студентов Сорбонны и других университетов Европы и США.
В 1966 году, став заместителем главного редактора журнала «Байкал», я решил поднять интерес к нему произведениями не только сибиряков, но и видных писателей страны. Осенью 1967 года я приехал в Москву, познакомился с вдовой М. Булгакова Еленой Сергеевной. Наученная горьким опытом, она никому не давала ру-кописи на дом. За десять дней я прочёл у Елены Сергеевны на Су-воровском бульваре «Багровый остров», «Зойкину квартиру», «Со-бачье сердце»… И узнал гостеприимство Булгаковского дома. Елена Сергеевна позвонила писателю К. Симонову и режиссеру Р. Си-монову. Константин Михайлович, как председатель фонда литера-турного наследия Булгакова, дал добро на публикации в «Байкале», а Рубен Николаевич написал воспоминания об успехе «Зойкиной квартиры» в 1920-х годах в театре им. Вахтангова. А. Стругацкий вручил мне «Улитку на склоне». А. Белинков, литератор, сидевший в одном лагере с Солженицыным, дал главу из книги о Юрии Олеше.
Побеседовав в «Новом мире» с В. Лакшиным, И. Виноградовым, я рассказал о своих планах, они отнеслись к ним с симпатией, но и с сомнением в том, что удастся опубликовать Белинкова, и посовето-вали заручиться поддержкой К. Чуковского.
Перед этим Аркадий Белинков дал мне рукопись книги, я выбрал главу «Поэт и толстяк». О ней можно судить по таким строкам: «Между художником и обществом идёт кровавое неумолимое побо-ище: общество борется за то, чтобы художник изобразил его таким, каким оно себе нравится, а истинный художник изображает его та-ким, какое оно есть».
Я решил использовать интервью Корнея Ивановича в «Вопросах литературы». На вопрос: «Как, по Вашему мнению, должны писать наши критики и литературоведы?» он отвечал: «Они должны писать, как пишут сейчас: талантливо, молодо, свежо, горячо А. Белинков, В. Лакшин, В. Непомнящий, И. Виноградов, Б. Сарнов, З. Паперный, А. Турков». И вот 19 октября 1967 года я прибыл в Переделкино. Корней Иванович, весёлый, посвежевший после отдыха и душа, поднялся на второй этаж, где я ожидал его, и с радушной улыбкой протянул мне руки:
- Мой дорогой друг! Здравствуйте! Пойдёмте в мой кабинет.
Читая заготовку, Корней Иванович одобрительно качал головой, однако прошёлся по тексту, многое исправил, дописал. Некоторые слова произносил вслух, оценивая их звучание, как настройщик музыки. И пока секретарь Клара Лозинская печатала текст, Корней Иванович листал журнал «Байкал»: «Неплохо оформляется, гравю-ры, снимки недурны».
Стихи Ларисы Васильевой «На перевале у Хаима» он прочёл вслух и спросил, кто этот Хаим? «Хаим - польский ссыльный, кото-рый жил здесь». Вдруг Корней Иванович заулыбался и молча показал заголовок «Бармалей». Я сказал, что это глава из «Сказок старого Кибера» Юрия Буданцева. Он прочитал текст и рассмеялся: «Бармалей, затаившийся в отставке, это превосходно!» Потом Клара сфотографировала меня с Корнеем Ивановичем…
«Мы жили в стране кривых зеркал, - вспоминала Наташа Белин-кова, - Низкий поклон Володе Бараеву за хитрость, большое спасибо Корнею Ивановичу Чуковскому за лукавство, благодарность Виктору Борисовичу Шкловскому за попытку спасения заключенного». Боже мой! В какую обойму я попал!
Но привезённое из Москвы ещё нужно было довести до печати. Я опубликовал в Улан-Удэ, Иркутске статью о планах «Байкала» со снимками Чуковского, братьев Стругацких, Булгаковой. Бронепрожи-гающая боеголовка Корнея Ивановича помогла опубликовать Бе-линкова. Это подняло интерес читателей к журналу.
И вот вышел первый номер «Байкала» 1968 года. Успех феери-ческий. Письма из Москвы, Владивостока, Риги, Киева, Польши, Чехословакии. Тогда «Байкал» расходился в 135 странах. Люди восторгались не только «Улиткой на склоне», но и иллюстрациями к ней С. Гансовского, сделавшего рисунки в стиле пуантилизма, и гла-вой А. Белинкова, статьями Ф. Зигеля о летающих тарелках, А. Зайцева «Боги приходят из космоса».
13 марта 1968 г. я привёз в Москву сто экземпляров «Байкала» № 1. Отнёс их А. Стругацкому, С. Гансовскому, А. Белинкову, другим авторам. С Аркадием Викторовичем встретился в Доме творчества «Елино», где он тогда жил с женой Наташей. Он написал на титуле журнала: «Дорогому и милому Володе Бараеву. Это не я Вам, это Вы мне подарили первый кусочек книги об Олеше. С искренним уважением и глубокой благодарностью. 15 марта 1968 г. Ваш Арка-дий». Узнав, что я остановился в гостинице, он отдал ключи от своей квартиры на Малой Грузинской 31. Ко мне приехали Натан Эй-дельман, Лариса Васильева. Мы отметили успех «Байкала».
Шум начался с «Улитки на склоне». В середине 60-х книги Стру-гацких с трудом проходили цензуру, в 1967-м на них наложили вето. Я хорошо знал, на что шёл. Первая часть «Улитки» - «Лес», вышла ранее в Ленинграде, а «Байкал» издал вторую часть - «Управление». Когда цепь замкнулась, соединение частей превысило критическую массу, и произошёл взрыв небывалого интереса читателей. Стоимость первого номера «Байкала» на чёрном рынке выросла с 60 копеек до 100 рублей. Чувствуя, что это добром не кончится, я поместил на обложке № 2 гравюру «Байкал перед штормом».
И гром грянул. Из Москвы чуть ли не залпом вылетели критиче-ские стрелы: «Советская Россия» - по Стругацким, «Литгазета» - по Белинкову, «Наука и религия» - по «Богам из космоса», «Огонек» - по «летающим тарелкам». Добрые строки в «Новом мире» только насторожили ЦК КПСС, ведь Твардовский был на грани отставки.
Первого секретаря Бурятского обкома партии А.У. Модогоева вы-звали в Москву. Завотделом пропаганды ЦК КПСС В.И. Степаков отчитал его за то, что «Байкал» «публикует московских евреев». Десять лет журнал выходил тихо, и вдруг Андрею Урупхеевичу «пришлось, как мальчишке, целый час стоять перед Степаковым».
Вернувшись в Улан-Удэ, Модогоев вызвал главного редактора А.А. Бальбурова. Тот сказал, что всю крамолу привез Бараев и опубликовал в его отсутствие. Африкан Андреевич, испугавшись увольнения, слёг в больницу «с давлением», а мне сказал: «Ты, Володя, молодой, я уже был в опале, второй раз её не перенесу». Я согласился, так как действительно «крамолу» привёз я.
Далее шло по нарастающей. Выехав в Венгрию с лекциями по литературе, Белинков прочёл разгромную статью о нём в «Литгазе-те», понял, что теперь ему окончательно перекроют кислород, и улетел из Белграда в США. «Литгазета» выступила снова: «Васису-алий Белинков выбирает Воронью свободку».
Между прочим, я догадывался о побеге. Посылая открытки, Ар-кадий рассказывал о красотах Венгрии, Югославии. Умение излагать между строк проявилось и в последней открытке: «Дорогой Володя! Я очень благодарен Вам за всё. Дни полны ярких впечатлений. Всё как в детективе. Скоро Вы узнаете, о чём речь. Только, пожалуйста, не сердитесь на меня». Почему он писал на открытках? В целях конспирации! Там ведь описания памятников.
После побега Белинкова обком партии создал комиссию по изу-чению деятельности «Байкала» и поручил местному КГБ проследить наши связи. Следователи допросили около ста человек. Вызовы на допрос были демонстративными. За режиссером телестудии Е. Тепляковым прислали «волгу» утром и доставили обратно вечером. Изнурительным допросам подверглись мои друзья врач Л. Кубаев-ский, завлит театра А. Политов и др. Следователи по очереди на протяжении многих часов выясняли «наши связи», и нет ли у нас книг Солженицына. Один из них кричал: «Дали бы мне хоть на десять минут тридцать седьмой год! Я бы выбил всё, что нужно!»
Другие сотрудники КГБ на встречах в учреждениях говорили о раскрытии общества «Голубая лампа», где журналисты, архитекторы пьют, танцуют голыми, ведут сомнительные разговоры. Доказать антисоветчину не удалось, и тогда были придуманы «тайное обще-ство», танцы нагишом и пьянство. Но как я, «один из главных пья-ниц», в десятый раз стал чемпионом Бурятии по метанию диска?
Однако обсуждение, точнее, осуждение, журнала продолжилось в творческих союзах, научных учреждениях. Дело дошло до бюро обкома партии. Достоинства журнала не интересовали членов бюро, началось выяснение моего идейного облика. Член комиссии про-фессор Белоусов доложил, что во время приватных бесед я восхи-щался Солженицыным, говорил, что «Новый мир» лучше журнала «Октябрь». Затем он зачитал телеграмму Р. Симонова, мол, не давал согласия на воспоминания.
- Как же так? – воскликнул я, - Елена Сергеевна при мне догова-ривалась с ним!
- Что за шашни были у вас с весёлой вдовой? – спросил Хахалов.
Глаза мои вспыхнули. Меня возмутила грубая шутка члена бюро. Мою реакцию, тут же заметили. «Смотрите, как он дерзко ведёт себя!» Меня несколько раз поднимали с места, но перебивали, не давая говорить. Позже это помогло мне описать перекрёстный до-прос декабриста Михаила Бестужева в книге «Высоких мыслей до-стоянье».
Меня обвинили в том, что я ничего не осознал, предложили ис-ключить из партии. Но в итоге приняли иезуитское решение «укре-пить редколлегию журнала», что обернулось моим увольнением. А редколлегию не разогнали, как пишут в Интернете. Все, кроме меня остались на местах. Окончание главы Белинкова, пьесу Булгакова, обещанные читателям, сняли, а крамольные номера «Байкала» изъяли из всех библиотек СССР.
Мне запретили выступать на радио и телевидении, отвергли за-явленную книгу в издательстве. Я был вынужден уехать из Улан-Удэ. После Пражской весны 1968 года в Европе поднялись студенческие волнения в Сорбонне и других ведущих университетах Европы и Америки. ЦК КПСС и КГБ не хотели, чтобы «ветер свободы» пересёк наши границы. Но железный занавес уже прохудился: песни Биттлз за рубежом, Окуджавы и Высоцкого в СССР взломали границы. И наши идеологи обрушились на «Байкал». И поэтому Пражская весна обернулись для таких, как я, суровой осенью. А в Иркутске был уволен редактор альманаха «Ангара» Юрий Самсонов. За пуб-ликацию «Сказки о тройке» тех же Стругацких.
Расправу над «Байкалом» и «Ангарой» наши коллеги в «Дальнем Востоке», «Енисее», «Урале» восприняли как наглядный урок – вот что ждёт тех, кто последует примеру безумцев. После залпов из Москвы стало ясно, что это был похоронный салют всем шестиде-сятникам страны. Всё логично, вспомните процессы 60-х годов над Бродским, Даниэлем и Синявским, разгон «бульдозерной выставки» в Москве, гонения на Шемякина и «митьков» в Ленинграде, арест архива Солженицына…
Почти год я не мог устроиться на работу. Мне прямо говорили, что меня не могут взять после истории с «Байкалом». Наконец, став собкором «Пионерской правды» по Северному Кавказу, я оказался в Краснодаре, а через три года перебрался в Москву. Работал в «Журналисте», перешёл в «Коммунист». За очерки о нефтяниках Тюмени, золотоискателях Колымы и Чукотки, строителях БАМа стал лауреатом премии Союза журналистов Москвы. Нашёл потомков Николая Бестужева, составил родословные Кандинских, Сабашни-ковых. Мой роман «Гонец Чингисхана» вошёл в лонг-лист премии «Большая книга» за 2008 год. Написал романы о МГУ и целине…
А как сложились судьбы моих друзей? Уехав в США, А. Белинков преподавал в Йельском и Индианском университетах. В 1970 г. он умер после инфаркта. Сердце не выдержало двенадцати лет Гулага и последующих бед и волнений. Его жена Наталья довела до издания задуманный им «Новый колокол» (Лондон, 1972), а многостра-дальная книга «Юрий Олеша» вышла в Мадриде в 1976 г.
Низкий поклон Вам, Наташа, за Ваш подвиг! Вы встали в один ряд с Еленой Сергеевной, которая покоится на Новодевичьем кладбище рядом с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым.
Натан Эйдельман написал замечательные книги о Пушкине, Гер-цене, Лунине. Мне приятно, что в его «Дневнике» много тёплых строк обо мне. Заключая рассказ об очередной поездке по Сибири, он писал: «Итак, я видел Байкал и Яблоновый хребет, голубой Онон и Акатуй… До слез был растроган могилой Катерины Трубецкой… и очарован мягкой мощью Володи Бараева».
Большинства героев этих строк нет в живых. Свой последний по-двиг – помощь Белинкову, лауреат Ленинской премии Корней Чу-ковский совершил за год до смерти. А другой лауреат Ленинской премии Рубен Симонов своей телеграммой отрёкся от Булгакова. Чуковский писал, что литератору в России нужно жить долго, и умер на 88-м году. Но многие герои этой истории не смогли последовать его примеру. Первым, в 49 лет, умер Аркадий Белинков. Аркадий Стругацкий – в 66 лет. Мой одногодок Владимир Лакшин - в 60 лет. Натан Эйдельман в 59…
Но они, как и Корней Чуковский, ушли в бессмертие! Потому что их книги вошли в золотой фонд мировой литературы. И они, как живые, продолжают волновать тех, кому дорого наше прошлое и настоящее!
Владимир Бараев,
Лауреат премии Союза журналистов Москвы,
Член Байкальского Союза писателей.
admin
Администратор
 
Сообщений: 27
Зарегистрирован: 31 авг 2011, 12:21

Вернуться в Владимир Владимирович Бараев

Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1